В современных дискуссиях о справедливости мы сталкиваемся с одной очень характерной дилеммой: существует ли единый для всех культур принцип справедливости или каждое культурное сообщество исповедует свой особый специфический принцип справедливости?
1. Принцип универсальной справедливости и его критики
Первая точка зрения представлена прежде всего теорией философа Джона Ролза, который разработал универсальную концепцию справедливости для всякого общества, построенного на рациональных основаниях.
По мнению Ролза, справедливым является такое общество, в котором господствует равная свобода для каждого. Если же в обществе и допускается неравенство (а в любом обществе необходимы какие-то структуры неравенства), то это неравенство должно быть построено таким образом, чтобы наименее привилегированные получали бы наибольшие шансы для самореализации. Это условие Ролз называет принципом различия, или принципом минимакса (минимум привилегий - максимум шансов), который рассматривается им как универсальный принцип для любого типа обществ, поскольку они признают правила рациональной аргументации.
Критика подхода Ролза заключается в том, что по существу невозможно определить для конкретного общества, в чем состоят принципы справедливого неравенства. Апологетом и теоретиком такого ультралиберального понимания справедливости был Фридрих Август Хайек, который говорил об иллюзии социальной справедливости и невозможности достижения какого-либо ее консенсуального принципа.
Ролз, Дж. Теория справедливости. М.: URSS, 2010
2. Глобальная и локальная справедливость
Дилемма выбора между единым универсальным принципом справедливости для всех и представлением о том, что каждое сообщество имеет свой принцип справедливости, может быть преодолена в рамках концепции того, что я называю «культурами справедливости».
Понятие «культура справедливости» сформулировано по аналогии с понятием «правовая культура», или «политическая культура», и обозначает комплекс факторов, с помощью которых формируется и воспроизводится представление о справедливости в рамках определенного сообщества.
С одной стороны, анализ этого комплекса факторов позволяет нам утверждать, что не существует универсального принципа справедливости, поскольку он варьируется каждый раз в определенных культурах и культурных сообществах. С другой стороны, неверно говорить, что эти культурные сообщества совершенно замкнуты и непроницаемы друг для друга. Они не настолько различны, чтобы можно было сказать, что соизмеримых критериев справедливости вообще не существует.
Хёффе, Отфрид. Справедливость: философское введение. М.: Праксис, 2007
3. Критерии справедливости
К такого рода факторам, формирующим культуры справедливости, относятся искусство, литература, религия, философия или наука. Это те символические системы, в рамках которых члены данного культурного сообщества формулируют свои представления о справедливости и находят некие общие основания для рассуждения о ней.
Здесь речь не идет об измерении неких объективных социальных показателей, как, например, индекс бедности, где мы берем ряд заранее заданных объективных показателей и говорим, что это общество бедно, а это богато. Мы можем сформулировать некие критерии измерения того, «счастливо» ли общество или нет. Также можно задать некий набор критериев в отношении определения справедливого общества. Но в данном случае это будут не определения того, что само общество признает в качестве справедливости, а универсальные показатели, заданные извне на основе общей концепции справедливости.
Мы можем, напротив, изучать субъективные предпочтения и выяснять посредством опросов и т. п., считают ли люди те отношения, в которых они живут, справедливыми или несправедливыми. В результате мы получим субъективный взгляд на эти отношения, на жизнь в этом сообществе. Но и этот субъективный взгляд ориентируется на некоторую совокупность представлений о справедливости, циркулирующую в рамках данного культурного сообщества и лишь фрагментарно улавливаемую предпочтениями отдельных индивидов.
Культура справедливости - это нечто промежуточное. С одной стороны, это объективно измеряемая вещь, поскольку концепты справедливости формируются и выражаются не только в виде индивидуальных представлений, но и в виде символических систем общества: искусстве, религии и так далее. Но, разумеется, эти концепты имеют также и субъективное измерение, поскольку в них фиксируется рефлексия людей по поводу социальных отношений в рамках данного сообщества.
Разумеется, комплекс представлений и символических систем, выражающих и воспроизводящих то, что я назвал культурой справедливости, не является однородным. Он содержит в себе и различные дискурсы о том, что в данном сообществе признается справедливым и несправедливым по отношению к социальным проблемам - проблемам образования, экономической сферы, сферы здравоохранения и так далее. Причем в любой из этих сфер, конечно же, возникают конфликты по поводу распределения и обмена какими-то благами, что приводит к появлению конфликтов, связанных со справедливостью. Но нас интересуют не сами конфликты, а то, как эти проблемы находят символическое и концептуальное выражение и становятся не только предметом политической борьбы, но и темой рефлексии. С помощью рефлексии различные социальные процессы и явления категоризируются и классифицируются в качестве справедливых или несправедливых, то есть приобретают дискурсивную однородность. А различия в способах категоризации социальных явлений и создают основания различных культур справедливости.
Тема «Справедливость» // Логос. Философско-литературный журнал. М., 2007, № 5 (62). С. 54–208
4. Религиозные представления о божественной справедливости
В качестве примера рассмотрим религиозное представление о божественной справедливости и религиозно-теологическую проблематику справедливости. В рамках христианства существуют различные конфессиональные подходы к принципу справедливости. Например, для католичества и в еще большей степени для протестантизма понятие справедливости выступает в религиозном смысле как понятие справедливой кары за определенные грехи. В данном случае понятие справедливости имеет отчетливо выраженный юридический контекст.
Тогда как, например, в православном богословии представление о грехе и избавление от греха аналогичны скорее процессу выздоровления. Это не кара, не юридический казус, а именно процесс излечения и преодоления некоторого природного или приобретенного недуга. Соответственно, здесь понятие справедливости как нормы, судебного решения и меры воздаяния выражено менее четко и поэтому скорее сливается с какими-то более высокими понятиями, такими как, например, любовь. Тем самым в поле православного религиозного сознания, в отличие от других конфессиональных типов, справедливость не рассматривается как высшая ценность, а имеет второстепенное значение.
«Правда»: Дискурсы справедливости в русской интеллектуальной истории / под ред. Н. С. Плотникова. М.: Ключ-С, 2011
5. Понятие справедливости в художественной литературе
Или же возьмем пример из литературной традиции. Лев Толстой - один из наиболее ярких авторов, рассматривающих проблематику справедливости и суда в резко негативном плане, - считал, что понятие справедливого воздаяния невозможно, что этически значимого состояния можно достигнуть только с помощью любви или всепрощения. А справедливость - это лишь отрицательная характеристика человеческих отношений. Следует заметить, что это не столько выражение индивидуального мнения писателя, сколько нарративно фиксируемый диагноз общества пореформенной России конца XIX века, в котором традиционные представления о законе и порядке заменяются государственной системой кодифицированного права и правосудия. А эта замена порождает общее сознание искусственности и условности новых правовых норм. Аналогичные литературные воплощения негативного образа справедливости можно найти и у других классиков русской литературы XIX–ХХ веков. Именно присутствие таких образов в культуре накладывает отпечаток и на формирование правовых представлений сообщества, и на его интерпретации справедливости.
Категория справедливости является одной из базовых категорий философско-политического словаря современности. Поэтому понятие «культура справедливости», описание плюрализма этих культур, анализ их взаимоотношений, перевода с одной на другую оказываются важным элементом обсуждения проблемы того, как совместить универсальные критерии справедливости с пониманием их вариативности в разных культурных традициях.
Мы склонны рассматривать правосудие и искупление как два различных понятия: юридическое действие и проявление моральности человека. Но в жизни и литературе они часто размыты и переплетены.
Составляя этот список, мы поняли, что в литературе нелегко отыскать подлинное правосудие. Возможно, именно это объясняет популярность триллеров и детективов, в которых торжествует справедливость.
1. «Гилеад», Мерилин Робинсон
Преподобный Джон Эймс – один из самых занимательных и обаятельных персонажей современной литературы. Робинсон задумывается о спасительной силе веры и семьи.
2. «Авессалом, Авессалом», Уильям Фолкнер
Рассказ Томаса Сатпена напоминает историю самой Америки. Произведение рассказывает о покорении дикой природы, обмане коренных жителей, обогащении посредством рабства. Томас отрицает свое прошлое и кровные узы. Его принадлежность к смешанной расе противоречит его убеждениям и взглядам его наследников. Результат этого – самоуничтожение и разрушение семьи.
3. «Тесс из рода д"Эрбервиллей», Томас Харди
Автор использует такие старинные приемы, как квипрокво и «пропавшее наследство». Однако их использование не превращает произведение в фарс. Этот роман о бедности сельских районов и землевладельцах в Англии 19 века – предельно трагичен, ведь главная героиня произведения борется с безжалостным патриархальным строем.
4. «Анна Каренина», Лев Толстой
Бесспорно, это величайший из когда-либо написанных романов. В нем преобладает земная справедливость и совершенно отсутствует искупление. Толстой ведет себя, как и положено великому писателю, поэтому он не довольствуется только тем, что пишет роман о павшей женщине. Он погружает нас в политическую жизнь и феодальную систему царской России.
5. «В наше время», Эрнест Хемингуэй
Своим первым собранием коротких рассказов, как и знаковыми романами, последовавшими вслед за ним, Хемингуэй шокировал приверженцев традиционного повествования своей резкой, беспощадной и неприкрашенной прозой. Возможно, «На Биг-Ривер» - лучшее произведение, написанное о ветеране. В нем рассказывается о человеке, который живет с осознанием несправедливости мира, в котором искупление – потрепанный флаг, который лучше не разворачивать.
6. «Дивисадеро», Майкл Ондатже
Семья, разделенная любовью и жестокостью на трое. Изумительное путешествие к искуплению, которое так и не было завершено.
7. «Урожай», Джим Крейс
Апокалиптическое произведение о далекой английской деревне, которую раздирает борьба за землю и то, как эти события влияют на жизнь ее жителей. Герои произведения переживают нелегкие времена, они становятся свидетелями приезда незнакомцев, которые приносят с собой странные новые порядки. Есть некая справедливость в том, что Крейсу удалось создать нечто настолько достоверное. Это и есть его искупление.
8. «Беовульф»
Герой, спасший свой народ от пары монстров, становится знаменитым королем, который погибает в эпической битве с драконом. Посмертная слава сравнивается с вечностью искусства.
Тема социальной несправедливости звучит в повести Н. В. Гоголя «Шинель» и романе Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».
Герой Гоголя Акакий Акакиевич Башмачкин страдает от жестокого и несправедливого отношения высокопоставленных чиновников к людям статусом ниже. «Значительное лицо» кричит не только на Башмачкина и возмущается тому, что тот посмел обратиться к нему с таким маловажным вопросом (выяснить, кто украл шинель и вернуть ее), но и к своим подчиненным он относится тем же образом, требуя уважения к себе, сам не уважая их.
Как и «значительное лицо», Василиса, жена хозяина ночлежки, любит командовать людьми ниже статусом и унижать их и, как и «значительное лицо», угрожает им.
Мармеладов, герой «Преступления и наказания» и вся его семья так же страдают от социальной несправедливости. Они находятся на дне жизни, отец семейства пьянствует, дочь занимается проституцией ради выживания, а мать с детьми пытаются не умереть с голоду. Подобно семье Мармеладовых, ночлежники не могут противостоять системе и протестовать, а так же найти пути к лучшей жизни.
Обновлено: 2018-04-15
Внимание!
Спасибо за внимание.
Полезный материал по теме
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Часто же добро и справедливость торжествуют только в сказках, притчах и легендах. Сказка - ложь, да в ней намёк - добру молодцу урок!
Возьмем хоть фантастическую сказку о несправедливости и добродетели, о волшебстве и реальности. Отряды богатырей вырываются из морских пучин. Птица превращается в человека, человек превращается в шмеля. Месть и торжество. Да, это же сказка А.С. Пушкина "Сказка о царе Салтане...".
Мы все знаем волшебную сказку А.С. Пушкина "Сказка о рыбаке и рыбке".
В ней всего пять действующих лиц (автор, старик, старуха, народ и золотая рыбка).
И всем нам нравится золотая рыбка и старик-рыбак.
Рыбка говорит ласково, выполняет все желания, уступает старику, она мудрая, добрая, благородная, воспитанная.
Старичок по характеру - приветливый, терпеливый, скромный, добрый, безропотный, покорный, внимательный, трудолюбивый, чуткий, совестливый, бескорыстный.
«Отпустил он рыбку
И сказал ей ласковое слово:
«Бог с тобою, золотая рыбка!
Твоего мне откупа не надо…»
По первой просьбе отпускает рыбку, отказывается от выкупа, даёт ей доброе напутствие, с пониманием относится к беззащитности рыбки, и не воспользовался её положением.
Просит не он, он только жалуется на старуху и поясняет рыбке, чего хочет старуха.
Рыбак и природа едины, и в этом счастье рыбака. Человек – часть природы, и природа придёт к человеку на помощь, если он живёт в согласии с её мудростью.
А старуха: грубая, жестокая, сварливая, упрямая, неблагодарная, стремящаяся к богатству. Она всегда ругает мужа, бьёт и таскает за чупрун усердных слуг, она не вызывает симпатии и восхищения, даже в богатом наряде:
«Вот неделя, другая проходит,
Ещё пуще старуха вздурилась;
Опять к рыбке старика посылает:
Старик. Что ты, баба, белены объелась?
Ни ступить, ни молвить не умеешь!
Насмешишь ты целое царство.
"Осердилася пуще старуха,
По щеке ударила мужа.
Старуха. Как ты смеешь, мужик, спорить со мною,
Со мною, дворянкой столбовою? –
Ступай к морю, говорят тебе честью,
Не пойдёшь, поведут поневоле».
В жизни не бывает золотой рыбки, не умеют рыбки говорить человеческим голосом, не исполняют желания.
Но в волшебной сказке, справедливая золотая рыбка отказалась сделать старуху владычицей морскою, так как не хотела, чтобы старуха командовала ею в море и всегда что-то просила.
И так «Сказке о рыбаке и рыбке» хорошо видна несправедливость жадного человека. В нашей жизни тоже встречаются несправедливые, жадные и неблагодарные люди. С одной стороны, старуху можно понять. Бедная женщина, ей надоело жить в нищете, и тут появилась возможность жить хорошо без старика-мужа. Она совсем потеряла голову от возможностей и богатства, которые у неё появились. Справедливость жадность не уничтожает, а поучает – рыбка посмеялась над старухой. А.С. Пушкин хотел показать, что счастье человека в справедливости и равенстве равного. Золотая рыбка в этой сказке выступает в роли исполнителя желаний доброго старика, но услуживать жадной, неблагодарной и несправедливой старухе он не пожелала.
За что же рыбка наказала старика и старуху? Да за старухину неуёмную жадность, неблагодарность и несправедливость!
Чему учит эта сказка? Добру, справедливости и тому, что нельзя быть жадным, это очень плохое качество человека, нужно быть трудолюбивым, благодарным и скромным.
Проблема торжества справедливости
Многие ситуации в нашей жизни заставляют нас задуматься о том, что такое справедливость и её торжество. В данном тексте Виктор Борисович Шкловский рассуждает о проблеме торжества справедливости, приводя примеры из собственной жизни.
Кроме того, Шкловский приводит пример из собственной писательской биографии, когда Константин Симонов несправедливо обвинил его в космополитизме, намекая на иностранное слово в названии книги «Гамбургский счёт». После статьи с речью Симонова, опубликованной в газете «Правда», Шкловского нигде не печатали. Но время всё расставило по местам, и фраза «гамбургский счёт» стала народной пословицей, а это означало, что народ читал книги запрещённого автора.
Писатель считает, что справедливость торжествует независимо от того, кто вершит её - человек или судьба.
Многие литераторы рассуждали о справедливости в своих произведениях. Одним из таких писателей является Виктор Астафьев. В своей повести «Царь-рыба» он описывает человека, который использует навыки рыболовства, нанося вред природе, занимаясь браконьерством. Судьба играет с ним злую, но очень важную для его дальнейшего восприятия жизни шутку. Пытаясь в одиночку поймать царь-рыбу, Игнатьич, запутавшийся вместе с этой рыбой в своих же сетях, оказывается в реке. В этой ловушке он понимает, какую боль он причинял живым существам и всей природе. Он искренне раскаивается в своих деяниях, после чего и он, и рыба освобождаются из сетей. Справедливость торжествует полностью, потому что за свои поступки Игнатьич получает от судьбы наказание, но при этом ему даётся шанс жить дальше так, как велит ему проснувшаяся совесть. Осознав же свои прегрешения, Игнатьич получает право начать жизнь заново.
Олицетворением чьей-то справедливой судьбы может стать сам человек, а иногда какие-то внешние силы, вершащие судьбы. В романе М.А.Булгакова «Мастер и Маргарита» Воланд является материализовавшимся воплощением судьбы. Он не творит зло, а лишь воздаёт по заслугам: за пьянство отправляет Лиходеева в Ялту; превращает взятку, которую принял Никанор Иванович Босой, в доллары, из-за чего Босой оказывается в доме для сумасшедших. Если Воланд испытывает людей, как это делал Сатана, то всегда даёт испытуемому возможность выбора между «добром» и «злом», поэтому исход этого выбора всегда справедлив.
Справедливость всегда торжествует, а чтобы её торжество не приносило людям вред, нужно всегда прислушиваться к голосу совести и поступать честно и правильно.