Таинство Евхаристии установлено Спасителем на Его последней Вечере с учениками при произнесении Им слов "приимите, ядите... пийте от нея вси... сие творите в Мое воспоминание..." Но еще задолго до этой таинственной трапезы Спаситель раскрыл апостолам мистический смысл причащения Его Тела и Крови. В самом деле, сразу же после первого чудесного насыщения 5 000 человек пятью хлебами, т. е. еще задолго до Преображения и до Его входа в Иерусалим, точнее в период между I и II пасхой Своего общественного служения, Господь Иисус Христос произнес в капернаумской синагоге Свою проповедь о Хлебе Жизни. Тут среди этих стройных колонн классического греческого стиля, украшенных, однако, и еврейскими религиозными эмблемами: семисвечниками, гранатовыми яблоками, шестиконечными звездами, - в этом, ныне вполне уже раскопанном и очищенном дивном портике этой синагоги с видом на Тивериадское море, Спасителем было предложено Его учение о Небесном Вечном Хлебе (Ин. 6:24-66).

В сущности, эта проповедь естественно распадается на две части: предварительную, в которой Он говорит больше о ветхозаветном прообразе Евхаристии (стихи 27-47), и само учение о Небесном Хлебе Жизни (48-66).

Обратиться к ветхозаветному символу Евхаристии побудили Спасителя сами же ученики, вспомнив по поводу бывшего накануне (Ин. 6:12) чудесного насыщения 5 000 людей ветхозаветное чудо с падавшей с неба манной: "Отцы наши ели манну в пустыне, как написано: хлеб с неба дал им есть" (Ин. 6:31; Исх. 16:15; Пс. 77:24). Господь должен был, как часто и в других случаях, иметь перед Собой узкую национальную психологию иудейскую и их известную косность, неспособность подняться над уровнем исторического и буквального понимания библейских фактов. Надо было им показать, что манна была только прообразом истинного Небесного Хлеба. Но это все же никак не значило бы, что она является опять-таки только единичным историческим фактом, простым эпизодом иудейской истории. Манна была символом Вечного Хлеба. Это данное историческое событие было и служит прообразом, "типом" вечной реальности, от века установленной евхаристической трапезы. Но только прообразом, и потому неполным и несовершенным. Манна была чудесной пищей, падавшей с неба, тогда как Евхаристия есть само истинное Тело Христово; манна падала только в течении какого-то времени, а Евхаристия установлена на бесконечные времена, "всегда, ныне и присно и во веки веков". Манна питала только тело, тогда как Небесный Хлеб питает всецелого человека и проходит "во уды, во вся составы, во утробу, в сердце". Он сообщает человеку бессмертие, которое не в состоянии была дать манна.

Святой Кирилл Александрийский в своем толковании на Евангелие от Иоанна (кн.ІІІ, гл. 6) так объясняет эту связь: "Манна питала в пустыне один только народ иудейский, тогда как во вселенной существуют бесчисленно другие народы. Истинный Хлеб Жизни, сошедший с неба, имеет силу питать всю вселенную и давать ей совершенную жизнь".

Псалмопевец воспринял эту ветхозаветную манну, как "хлеб небесный и хлеб ангельский" (Пс. 77:24-25). По этому поводу тот же святой Кирилл говорит, что хотя ангелы и не могут вкушать грубой пищи, "но ничего не воспрещает думать, что т. к. они суть духи, то и могут нуждаться в таковой же пище, очевидно духовной и умственной". И несколько дальше: "Христос есть Хлеб и самих ангелов". И святой Амвросий Миланский учит: "Тобою (т. е. Хлебом Небесным) питаются преизобильно ангелы на небе".

Но обратимся к более существенной части той же капернаумской беседы Господа. Не манна есть истинная и вечная жизнь, а Христос - Хлеб, сшедший с небес (6:41). В этом учении Христа важны две главные мысли, а именно: а) Евхаристия воскрешает вкушающих от нее (6:48-54), и б) Евхаристия есть соборное единство всех ее причастников, членов таинственного Тела Христова (6:56).

1. В самом деле, если прообраз Евхаристии, манна, могла только напитать человеческие физические силы странствующих в пустыне иудеев и имела, таким образом, только временное значение, то вечный смысл Евхаристии есть воскрешение и вечная жизнь. "Я есмь Хлеб жизни. Отцы ваши ели манну в пустыне и умерли; Хлеб же, сходящий с неба, таков, что ядущий его не умрет" (6:48-50). Этот Хлеб, т. е. Плоть Господа, дается за жизнь мира, и ядущий его жить будет вовек (6:51), а тот, кто не будет есть Плоти Сына Человеческого и пить Крови Его, не будет иметь в себе жизни (6:53). "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь имеет жизнь вечную, и Я воскрешу Его в последний день" (6:54).

Святой Кирилл Александрийский, толкуя 6:51, так догматизирует по этому поводу: "Поскольку Животворящее Слово Божие вселилось во Плоти, Оно преобразовало его (т. е. Тело) в собственное качество, т. е. жизнь, и, всецело соединившись с ним неизреченным образом единения, сделало его животворным, каково и Само Оно есть по природе. Поэтому Тело Христа животворит тех, кто становится причастником его, так как оно изгоняет смерть, когда является между умирающими, и удаляет тление, неся в себе Слово, совершенно уничтожающее тление". И несколько далее святой отец продолжает говорить о границах этой воскрешающей мощи Тела Христова: "Оживет всякая плоть, ибо пророческое слово предвозвещает, что восстанут мертвые" (ср. Ис. 26:19). Мы думаем, что следствия таинства Воскресения Христова простираются на все человечество. А Златоуст учит: "В Ветхом Завете было обещание долговечности и многолетия, но теперь обещается не просто долговечность, но жизнь, конца не имеющая". Таким образом, Евхаристия есть единая существенная связь наша с умершими. Причащаясь Тела и Крови Христовых, мы входим в теснейшее общение и с усопшими причастниками их. В византийском же чине проскомидии, как это будет ясно из дальнейшего изложения, это общение с миром усопших становится особенно ясным благодаря молитвенному поминовению имен живых и усопших при вынимании частиц из просфор и потом при погружении их в Чашу Святой Крови с произнесением слов "Отмый, Господи, грехи всех поминавшихся честною Твоею Кровию и молитвами святых Твоих". Православная Литургия византийского чина являет, таким образом, особенно ясное литургическое исповедание общения со святыми и соборного единства церковного.

2. Из этого следует и другое: капернаумская беседа раскрывает и экклезиастический смысл Евхаристии. Спаситель говорит: "Ядущий Мою Плоть и пиющий Мою Кровь пребывает во Мне, и Я в нем" (6:56). Каждый, причащаясь Тайн Господних, становится членом Его мистического Тела, т. е. Церкви. Евхаристия есть Тело Христово, и Церковь, по апостолу Павлу, также есть то же соборное Тело Христово (Ефес. 4:15-16; Колос. 1:24). Другими словами, природа Церкви евхаристична. Евхаристии нет вне Церкви, ибо нет тела вне Тела; и Церковь не может быть без Евхаристии. Нельзя поэтому быть членом Церкви и не причащаться того, что есть Тело Христово, т. е. Сама Церковь. В Евхаристии - знак церковности.

Вот что читаем мы у Златоуста: "Чтобы не любовию только, но и самим делом быть нам членами Плоти Христовой, будем соединяться с этой Плотью. А это бывает через пишу, которую Христос даровал, чтобы выразить Свою великую любовь к нам. Для этого Он смесил Самого Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое, как тело, соединенное с головою. И это есть знак самой сильной любви... Чтобы ввести нас в большее содружество с Собою и показать Свою любовь к нам, Он дал желающим не только видеть Его, но и осязать, и есть, и касаться зубами Плоти Его, и соединяться с Ним, и насыщать Им всякое желание".

Вот каков этот таинственный Хлеб Жизни, Хлеб Небесный. Сам Христос, сошедший с небес и родившийся от Пречистой Девы в граде Вифлееме, в "Доме Хлеба", так как ביח-להס [Вифлеем] значит именно Дом Хлеба; Он внесен по прошествии 40 дней, когда настало "время сотворити Господеви", в Храм и принят там праведным Симеоном словно приношение Хлеба для Тайной Евхаристической Вечери. Предназначенный еще от вечности к причастию верных, к их освящению и обожению, как от вечности же, прежде создания мира, предназначен к заколению и Агнец Божий (1Пет. 1:20).

В дивной молитве святого Амвросия Миланского, положенной Церковью для чтения иереем перед совершением Литургии, так сказано об этом Хлебе:

"Хлеб сладчайший... Хлеб чистейший, всякия сладости и благовония исполненный, Хлеб, им же питаются преизобильно ангели на небеси... Хлебе святый, Хлебе живый, Хлебе вожделенный, сходяй с небесе и даяй мирови жизнь".

Хлеб, стало быть, вечного бессмертия. Хлеб соборного единения в Церкви.

Все в этом учении Спасителя полно тайны и не поддается анализу рассудка. Таинственность Хлеба вечной жизни обнаруживается и в самом библейском прообразе его, т. е. в этой необычайной ветхозаветной манне. "Иудеи, - говорит толкователь священного текста, - видя падающую манну, спрашивали друг друга: "Что есть это?" - ибо не знали, что это было... Эти слова, "что это", выраженные в виде вопроса, и именуют предмет, который на сирском языке звучит, как "манна", т. е. "это что?" אהוס ".

Недоумение древнего иудея при виде необычайной небесной манны повторилось (правда, гораздо резче) и при капернаумской проповеди Господа. Тут лишний раз в истории человеческого религиозного сознания подтвердился факт мучительной апории, безвыходного тупика.

В самом деле, иудейско-языческое сознание стремилось отделить мир от Бога, углубить пропасть между ними, подчеркнуть непреодолимую трансцендентность Бога для мира. Поэтому христианский догмат о Воплощении Слова, о вочеловечении Бога, то есть исповедание веры в имманентность Божества, при Его видимой трансцендентности, является для нехристианства столь неприемлемым и невероятным. Вот почему докетизм, манихейство, эвионитство и арианство так упорно сопротивлялись Православию и находили большое число сторонников среди образованных и в то же время благочестивых людей своего времени. Непросвещенный светом христианского учения ум искал в языческой философии и находил в ней доводы против такого, казалось бы, дерзновенного умаления Бога, кенозиса, так как обнищание Бога, Его снисхождение казалось безумием, а безумие неприемлемо.

"По мнению языческих мыслителей, - скажем словами В. Несмелова, - все несчастье человеческой жизни заключается в связи бессмертного духа и смертного тела, потому что этой связью необходимо создается роковое противоречие в человеческой природе и жизни... Они признавали связь духа и тела в человеческой природе за связь неестественную, и это признание определило собой все дальнейшее построение их сотериологических воззрений". И раз уж человеческий ум не может удовлетвориться ни системой материалистического монизма, ни системой монизма спиритуалистического или идеалистического, то естественно остается единоприемлемым миропонимание дуалистическое. Но если из дуалистического миропонимания (т. е. из признания наличности двух начал в человеке, духа и тела) легко вытекает соблазн окказионализма, который никак не в состоянии обосновать и осмыслить само бытие духа в чуждом ему теле, то, следовательно, надо искать чего-то другого, иного, чем окказионализм, подхода к телу и духу. Надо оправдать тело перед лицом духовного начала, надо уверовать в возможность его одухотворенности (σώμα πνευματικόν [тело духовное]). Вот почему православная богословская мысль путем долгих и мучительных исканий, споров, богословских дерзновенных вопрошаний и, конечно, при участии многовекового мистического и аскетического опыта пришла к вере и учению об обоженной плоти, что у мистиков Востока выразилось в учении о "богоподобной плоти" (особенно у святого Григория Паламы).

Иудеи спрашивали: "Как Он может дать нам есть Свою Плоть?" (6:52). По этому поводу хорошо замечает Златоуст: "Что воскрешали пророки, это апостолы знали, хотя Писание говорит об этом и не так ясно; но чтобы кто-нибудь ел плоть, о том никогда не говорил ни один из пророков".

Это именно σώμα πνευματικόν или όμοθεον σώμα [тело, единое с Божеством] было камнем преткновения для рационализировавших капернаумских слушателей Христа и осталось таким же камнем для современных рационалистов. Спрашивали иудеи: "Как Он может дать нам есть Свою Плоть?" (6:52). Слова Спасителя соблазняли даже близких Ему учеников, которые постоянно Его слушали (6:61). "С этого времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним" (6:66).

Как это типично для всех времен, до нашего включительно! Чудеса Христовы иудеи видели и изумлялись им; нравственному учению Его внимали и с благоговением принимали, как самую возвышенную проповедь, и этим готовы были ограничить круг своих религиозных потребностей. Догматическое же учение о вечном бытии Сына (Ин. 8:58) и о единосущии Его с Отцом показалось благочестивому иудею хулой (Ин. 5:18; 10: 30-31). А уж это учение в "капернаумском сонмище" о возможности освящения тела, о причастии к обоженной плоти, об обожении, таким образом, и себя и о воскресении в этом теле - всё это показалось безумием и повергло в скорбь иудейского рационалиста и оттолкнуло от Спасителя даже близких Ему учеников. Разве не то же мы видим и теперь? Разве не тот же дух рационализма и скепсиса томит наш разум? Разве не хотим мы в Тайной Вечере видеть только "трогательную" сцену прощальной трапезы с учениками и вслед за тем в Литургии - только символическое воспоминание этой Вечери? Разве многие верующие в наши дни не отходят от Христа и от Церкви подобно соблазнившимся ученикам Господа?

Ах, как многие в наше время готовы принять в Евангелии только "исключительно высокую нравственную проповедь" и вслед за Ренаном и Толстым видеть в Христе только "совершенного учителя морали!" Ах, как многие не понимают, что Евхаристия есть центральная точка христианской религиозной жизни, что без нее нет Церкви, нет и Самого Вечного Богочеловека!

Существуют люди, которые воздыхают о духовных благах, - говорит Lagrange, - которые ищут их около Господа Иисуса Христа. Но Евхаристия их отвращает; они приемлют ее только, как воспоминание прошлого. Но тогда Иисус не присутствует среди них реально, Он как бы лишен божественного свойства быть везде и всегда со Своими. Он отдан определенному моменту истории... И они говорят: "Как может этот Человек дать нам есть Свою Плоть?"

Потому-то Спаситель и предложил эту Свою проповедь о Небесном Хлебе задолго до Тайной Вечери, чтобы приготовить Своих апостолов к принятию этой мысли, чтобы приучить к ней. Рационалистическое же сознание среднего религиозного обывателя не может принять этой слишком дерзновенной, головокружительной мысли. Она, по-видимому, останется "юродством" для многих еще на многие века. Принять Евхаристию, принять учение об обоженной плоти, о вочеловечении Бога, может быть, гораздо труднее, чем согласиться с мыслью о существовании Бога.

Святые отцы о грехе осуждения.
Люди, большей частью, судят и о других по себе. Так, постоянно пьянствующий нелегко поверит, что есть люди, живущие трезво; привязанный к распутным женщинам считает распутными и тех, кто живет честно; похититель чужого нелегко поверит, что есть люди, которые раздают и свое.

Человеческий суд никогда не совершается по истине не только потому, что не соблюдаются права, но и потому, что если бы судья и не был подкуплен деньгами или подарками, если бы был свободен от гнева и доброжелательства, то часто самые обстоятельства бессильны открыть истину: или случается какое-либо недоразумение, или не бывает налицо верных свидетелей.

Если бы мы и не совершили никакого греха, то уже один этот грех (осуждение) мог бы свети нас в преисподнюю…

Кто строго относится к чужим проступкам, тот не получит никакого снисхождения к своим собственным. Бог произносит суд не только в соответствии со свойствами наших преступлений, но и с твоим судом о других.

Если, забывая о себе, ты восседаешь, как судья, над другими, то незаметно собираешь сам себе все большее бремя грехов.

Если мы хотим уменьшить свои грехопадения, будем более всего заботиться о том, чтобы не осуждать наших братий, а вымышляющих клевету на них не будем и допускать к себе.

Если уж плохо не обращать внимания на свои грехи, то вдвое или трое хуже судить других; имея в своем глазу бревно, не чувствовать от того никакой боли; а ведь грех тяжелее бревна.

Нам нужно оплакивать собственные пороки, а мы осуждаем других; между тем, не следовало бы делать этого и в том случае, если бы мы были чисты от грехов.

Несмотря на то, что осуждение подвергает… наказанию, а не доставляет никакого удовольствия, все мы бежим на зло, будто стараясь и спеша войти в гееннскую печь не одной, а многими дорогами.

Если нам не позволено судить о жизни друг друга, то тем более о жизни отцов (то есть священников).

… Осуждай не священство, а священника, худо пользующегося хорошим предметом… Сколь многие врачи делались палачами и давали яд вместо лекарства? Но я осуждаю не искусство, а того, кто худо пользуется искусством.

О тебе худо отзывается кто-нибудь? А ты скажи: если бы он знал все, то и не это только сказал бы (обо мне). Вы… удивляетесь сказанному? Но именно так следует поступать.

Я приказываю тебе не судить человека не потому, что действия его не заслуживают осуждения, но потому, что он чужой раб, то есть не твой, а Божий.

Потому мы и бываем строгими судьями чужих грехов, а на свои не обращаем никакого внимания, что не знаем Писания, не изучаем законов Божественных.

Ведь и мы, если невиновны ни в прелюбодеянии… ни в воровстве, зато имеем другие согрешения, достойные многих наказаний. И брата часто называли глупцом, а это подвергает нас геенне, и на женщин смотрели невоздержаными очами, а это равняется совершенному любодеянию; но что всего хуже — не участвуем достойным образом в Таинствах, что делает нас повинным Телу и Крови Христовой. Не будем… строгими исследователями чужих дел, но станем помышлять о своих собственных, и тогда мы не будем так бесчеловечны и жестоки.

… Скажешь, священник не подает бедным и нехорошо управляет делами. Откуда тебе это известно? Прежде, нежели узнаешь достоверно, не порицай, бойся ответственности…
Если даже ты узнал, исследовал и видел, и тогда ожидай Судию, не предвосхищай себе права Христова; Ему принадлежит право судить, а не тебе; ты — последний раб, а не господин, ты — овца, не суди же пастыря, чтобы тебе не быть наказанным и за то, в чем обвиняешь его. Но как же, скажешь, мне он говорит, а сам не делает? Не сам он говорит тебе, — если ты повинуешься только ему, то не получишь награды, — тебе заповедует Христос…
Но, скажешь, священник должен быть лучше. Почему? Потому, что он священник. Чего же он не имеет более, нежели ты? Трудов ли, опасностей, забот или скорбей? Чем же он не лучше тебя, имея все это? Но если он и не лучше тебя, то для чего тебе, скажи мне, нужно губить себя самого? Слова твои происходят от гордости. Откуда ты знаешь, что он не лучше тебя?

Свт. Иоанн Златоуст

У кого сердце в страстях, пред тем никто не свят, но по страстям, кои в сердце его, думает он, что и всякий человек таков же.

Кто всегда размышляет о тех последних наказаниях, которым должен подвергнуться за свои грехи, у того мысли не будут заняты осуждением других.

Неосуждение ближнего служит ограждением для борющихся со страстями под руководством духовного разума. Безумно разрушает эту ограду порицающий.

Кто удручает себя великими подвигами, но уничижает согрешающего или живущего нерадиво, тот губит этим весь подвиг своего покаяния. Уничижив ближнего, он уничижает член Христов, предвосхищая Судию — Бога.

Кто истинно кается, тот не занимается осуждением ближнего, а только оплакивает свои грехи.

Все мы пребываем на земле как бы в больнице. У одного болят глаза, у другого — рука или горло, иные имеют более глубокие раны. Некоторые бывают уже вылечены, но болезнь возобновляется, если человек не воздержится от вредных для него яств. Подобно этому прилежащий покаянию, осуждая или уничижая ближнего, уничтожает этим благотворное действие своего покаяния.

Кто судит ближнего, порицает брата, уничижает его в сердце, обличает его с гневом, говорит о нем плохо при других, тот изгоняет из себя милость и прочие добродетели, которыми обиловали святые. От такого отношения к ближнему теряется все достоинство подвигов, и гибнут все их благие плоды.

Прп. авва Исаия

Авва Исаия, увидев однажды брата, согрешающего срамным грехом, не обличил его, но сказал: «Если Бог, создавший его, видя это, не пожигает его, кто я, чтобы обличать его?»

Если увидишь, что брат впал в грех, не соблазнись и не презирай и не осуждай его, иначе впадешь в руки врагов твоих…

Прп. Антоний Великий

Не осуждай за маловажное, как будто ты сам строгий праведник.

Не будь судьей чужих падений. На них есть Судия праведный.

Если увидишь ближнего во грехе, не на одно это смотри, но подумай о том, что он сделал или делает хорошего, и нередко, осмыслив общее, а не частности, найдешь, что он лучше тебя.

Свт. Василий Великий

Великий грех — уязвленному многими беззакониями не обращать внимания на свои грехи и любопытствовать и говорить о том, что плохого в других.

… Не осуждай иереев за то, что не все они чисты; не твое дело судить и пересуживать епископов Господних.

Вразуми согрешающего, но не осуждай падающего, ибо последнее есть дело злоречивого, а первое — желающего исправить.

Судить позволительно наиболее славным и чистым из пастырей, которые вверены ключи Царствия, а не пасомым и носящим на себе следы греховных скверн.
Если увидишь, что кто-нибудь грязнее всех нечистых и лукавее всех лукавых людей, не проявляй желания осудить его — и не будешь оставлен Богом.

Прп. Нил Синайский

Кто судит чужой порок, скорее сам подпадет обвинению, чем положит конец пороку.

Лучшее о себе слышать плохое, чем плохо говорить о другом. Если кто, желая позабавить тебя, выставляет ближнего на посмешище, то представь себе, что предметом насмешек служишь ты сам, и его слова огорчат тебя.

Свт. Григорий Богослов

Как добрый виноградарь вкушает только зрелые ягоды, а кислые оставляет, так и благоразумный и рассудительный ум тщательно замечает чужие добродетели… Безумный же человек отыскивает чужие пороки и недостатки.

За какие грехи телесные или душевные осудим ближнего, в те впадаем сами, и иначе не бывает.

Если бы ты увидел кого-либо, согрешающего даже при самом исходе души из тела, и тогда не осуждай его, ибо Суд Божий неизвестен людям.

Некоторые впадали в великие согрешения явно, но большие добродетели совершали втайне; и те, которые любили осмеивать их, следили за дымом, не видя огня.

Судить — значит бесстыдно похищать суд Божий, и осуждать — значит губить свою душу.

Прп. Иоанн Лествичник

Грех ближнего (Господь) уподобил сучку, а осуждение — бревну: так тяжело осуждение, что превосходит всякий грех.

Прп. авва Дорофей

Как научиться не осуждать. — М.: «Ковчег», 2017. — 64 с.

Разговор о патрологии с Артемом Перликом.

Значение святоотеческого взгляда для современного человека открывается тем, кто ощущает, что богословие существует не для споров и пререканий, и уж никак не для академических заслуг богослова, но для нашей радости.

А потому взгляд святых отцов на мир – не нечто, навязанное нам снаружи, но сама жизнь сердца, которую святоотеческий взгляд освобождает из многолетнего плена ложных мыслей и представлений, и человек узнаёт, наконец, что он всегда был любим и предельно нужен, даже тогда, когда ему казалось, что его ничто и никто не ждёт. Святые отцы желали не спорить о вере, но подарить другим счастье видеть эту землю взглядом небесным, а такой взгляд есть повод для всегдашнего человеческого блаженства, потому что он открывает истину о том, что в этом мире и в нашей жизни никогда нет и не было ничего, что Господь не привёл бы к нам ради нашего настоящего счастья.

– Что за наука такая – патрология?

– Для ответа на этот вопрос я прибегну к сравнению. Вот два великих философа: Платон и Аристотель. Их вклад в мировую сокровищницу мудрости неоценим. Но пишут они по-разному. И если мы, например, захотим глубоко разобрать какую-то тему, связанную с творчеством Платона: «Платон и его отношение к творчеству», «Идеальное у Платона», «Платоновский образ Сократа» – то не найдём у него некий диалог на нужную тему. Нам придётся прочитать всего Платона, ознакомиться с научной литературой по данному вопросу, и только тогда мы освоим нужную тему.
Аристотель пишет иначе. Он берёт тему: «Поэтика», «Этика» и пошагово разбирает воззрения всех предшественников по данной проблематике, а потом всё сводит в систему, которая у него формируется не без влияния Платона.

Подобную работу выполняет и патролог – только по отношению к святым отцам. Дело в том, что отцы, соблюдая внутреннее единство мировоззрения, как правило, не сводили свои взгляды в стройную систему (подобно Иоанну Дамаскину). Опыт святых – это опыт постижения Бога, а он для каждого человека и общий, и уникальный. И если мы хотим, чтобы взгляды отцов (или одного отца) были представлены в системе, если нам важно понять, как понимали отцы (от I до XXI в.) важные христианские истины, потребуется патролог, который сводит взгляды отцов в систему, создаёт некий синтез, который охватывает все века и учитывает всё, что только можно учесть.

– В чём заключается смысл патрологии?

– Святые отцы, прежде чем писать, вслушивались в Духа Святого, живущего в них. Но в силу различных причин любой человек может в неком конкретном случае услышать неправильно и передать неверно. Поэтому в патрологии существует принцип согласия отцов. Он страхует Церковь от ошибки. Святой Фотий Константинопольский говорит, что если 10 отцов сказали так, а 500 иначе, то мы должны слушать 500.

Все живущие правильной духовной жизнью христиане имеют Духа Святого. А потому все они ощущают ту же истину, что и отцы. Это обуславливает единство понимания. Мера благодатности отцов – наивысшая. И у них был дар найти словесные формы выражения для того, чтобы явить небесный, Божественный взгляд по отношению к той или иной современной для данного поколения проблемы. Это одновременно дело патролога и великого поэта, а отцы были и тем и другим.

Некоторые люди воспринимают православие как крепость посреди абсолютной тьмы. Соответственно и весь мир в таком восприятии предстаёт как место действия врага рода людского. Для отцов православие иное, это дар для всех, закваска, которая призвана преобразить бытие в Духе. Поэтому отцы с радостью выходили к людям и вдохновляли их жить добром.

Как будто вышел человек,
И вышел, и открыл ковчег,
И всё до нитки ро̀здал.

Отцы брали любую языческую мысль в свой оборот, если только она была созвучна христианству. Поэтому они не чурались находить боговдохновенные строки и у язычников. Достаточно посмотреть, как часто Григорий Богослов цитирует языческих авторов, чтоб убедиться, что это так.

Взгляд святых отцов на бытие – это в большинстве случаев небесный взгляд. Поэтому и патрология помогает людям посмотреть на мир небесным, Божиим взглядом, который абсолютно адекватен бытию и наиболее полно всякую суть выражает.

– Патрологические исследования имеют четкие пределы? Ограничиваются ли они каким-то определенным периодом в истории?

– В православном понимании излияние Святого Духа в Церкви не имеет хронологических рамок. Поэтому наша эпоха столь же святоотеческая, как и любая другая: и в древности, и в будущем. Цепь святых, по мысли самих отцов, никогда не прервётся, и Церковь будет всегда полниться людьми Божьими. Иустин Сербский говорит, что «Церковь – это непрерывная Пятидесятница», где Дух постоянно изливается на всех верных. Поэтому в Церкви никогда не было «золотого святоотеческого века», вернее, такой век в ней существует всегда и так будет до самого конца земной истории. Серафим Саровский и Симеон Новый Богослов говорили, что благодать и сейчас та же, что при апостолах. Поэтому и святые отцы те же, и Бог тот же. И человек не меняется. И если он идёт к Небу – Небо преображает его.

– С чего бы Вы посоветовали начать изучение патрологии человеку, ранее не сталкивающемуся с ней? Трудно ли это?

– Я бы рекомендовал начинать с чтения как такового. Не отдельных цитат, а отеческих произведений. Например, святого Николая Сербского. «Исповеди» Блаженного Августина. Поучений оптинских старцев. А ещё посоветовал бы читать собственно патрологические исследования трудов святых отцов. Такое чтение обычно становится для человека живой водой, с которой невозможно расстаться. Всюду, куда только приходит отеческая мысль, появляется свет.

Приведу пример. Когда духовник дал мне послушание преподавать детям христианскую этику в общеобразовательных и воскресных школах, встал вопрос, как это делать правильно. Эти предметы могут быть самыми интересными в школе, но могут стать и самыми скучными, если преподавать их схоластически и в отрыве от духовной жизни и духовного опыта учителя и учеников. Дореволюционный опыт не подходил для новых детей, а нового не имелось. Да и что это за новый опыт, на чём он должен быть основан? Тогда я стал изучать, как святые отцы и самые лучшие из учителей современности преподают, что говорят детям и подросткам о православии. Их замечательный опыт оформил в единую систему, которую назвал «Святоотеческая методика преподавания». В течение многих лет этот метод я применял в нескольких общеобразовательных и множестве воскресных школ Донецкой епархии. В результате каждый урок становился для детей событием и праздником. Уроком- светом, уроком-радостью. Дети даже просили, чтобы этот урок проводился не только во время занятий, но и на каникулах, настолько их радовало и окрыляло происходящее. Как и всегда, святоотеческий подход оказался самым лучшим, чтобы повести ребят туда, куда их зовёт учитель – к истинной жизни и Истинному Богу.

Данная методика включает в себя работу с детьми любого школьного возраста, а также с молодёжью, и может пригодиться тем, кто проводит епархиальные молодёжные собрания. Методика равно применима и в общеобразовательных школах при преподавании предмета «Христианская этика» и в школах воскресных.

Плоды этой методики – появление у детей живого и личного доброго чувства к Богу, которое часто перерастает в молитву, укрепление веры, осмысление себя и движений своей души, ощущение ненапрасности своей жизни, светоносности и пасхальности мира, пронизанного Богом.

На таких уроках я учил детей не некой сумме знаний, но добивался двух вещей: чтобы они поняли, что Бог не просто где-то на небе живёт, но постоянно участвует в их жизни, и чтобы они захотели с этим Богом общаться. А, как говорил афонский старец одному мудрому священнику: «Если тебе Бог приведёт в руки учеников, учи их самому главному, учи их молитве. А молитва уже научит их всему остальному».

– А как Вы познакомились с этой наукой? Откуда появился такой интерес?

– Когда епископ Митрофан Никитин был ещё священником, он вошел в одну храмовую иконную лавку посмотреть, какие там продаются книги. Увидев ассортимент, он грустно схватился за бороду и со стоном сказал: «Ну почему тут одни брошюры о святой воде и конце света? Почему люди не читают Василия Великого? Григория Богослова?». Батюшка Митрофан тогда чуть не плакал, и это произвело впечатление на одну светлую христианку – мою подругу. Она пошла в библиотеку и взяла книгу Василия Великого «Шестоднев». Стала читать и, дойдя до половины, вдруг ощутила необыкновенное тепло в сердце. Святой Василий незримо был рядом, и вся душа отзывалась на его любовь и заботу о ней. Читая дальше, она с удивлением заметила, что мысли святого удивительно современны и не утратили свою актуальность и спустя полторы тысячи лет после написания книги. А ведь она ждала, что текст будет неким благочестивым «Музеем», скучным и несовременным. Оба эти открытия не просто потрясли её – они её изменили. Эта перемена, случившаяся с ней, затронула и меня, ведь невозможно было видеть сияние её сердца и не меняться. Таким было моё первое знакомство со святыми отцами.

Позднее я заметил, что многие люди, не читавшие трудов отцов, думают, что им это будет скучно. Так, однажды я говорил со своей студенткой, которая к тому же училась и на психолога. Я предложил ей обратиться к святоотеческому пониманию души, и она сказала, что читала отцов и они не произвели на неё впечатления. Когда я спросил, что именно она читала, то оказалось, что просматривала какую-то книжонку, где были собраны отдельные, не связанные друг с другом цитаты, и всё это подавалось во вполне схоластическом духе. Я ей ответил, что она читала не отцов, а фантазии неизвестных авторов на тему о душе. Тогда девушка обратилась к творениям отцов, рекомендованным мною по теме, подвижников. И её на всю жизнь вдохновил Антоний Сурожский.

– Чтобы стать патрологом, нужно где-то учиться? Или это призвание, зов души?

– Православие имеет колоссальную культуру мысли и глубину вникновения в любой затрагиваемый вопрос. Бог даёт видеть мир целостно, и тогда ответ на вопрос занимает место в общей гармонии целого. Английский поэт Томас Элиот говорил о современных людях, что один из них едет на машине, а другой читает Аристотеля, и эти события никак не связаны между собой. Это потому, что обычный человек воспринимает мир частно, дробно. Приобщение к благодати же помогает видеть бытие как целое, во взаимосвязанности частей.

И это бытие предстаёт перед человеком как хорошее. Мир хорош для того, кто видит его в лучах благодати Господней. Поэтому святой Иустин Сербский говорил, что «по своей Божественной, логосной сути жизнь есть рай». И чистый сердцем видит, что это так.

Именно такое мировосприятие и даёт людям взгляд святых отцов. И в этом смысле патрологом, продолжателем дела и мысли отцов, может и должен быть любой человек. Но если говорить сугубо о научном даре, который должен быть у учёного-патролога, то лучше ответить словами Иосифа Бродского. Однажды у него спросили, кто причислил его к поэтам. Он сказал тогда: «Я думаю, это от Бога».

– Какой из святых отцов Церкви Вам больше всего нравится? Почему?

– В раю мы не выбираем любимчиков, но всех любим равной любовью. То же и в отношении отцов: каждый из них дорог, каждый занимает особое место в Церкви, без каждого, когда его узнаёшь, не хотелось бы жить дальше. Это как решать, кто нам дороже: Серафим Саровский или жена? И как решить, если они все – это я?

– Каково значение святых отцов для современного человека?

– Кто не видит, какой благодатью наполнены холмы, луга, стихи великих поэтов, музыка Моцарта, научные изыскания Алексея Лосева, философия Кьеркегора и Платона, тот и в храме благодать не почувствует. Такое отрицание мировой культуры свойственно новоначальному уровню христианской жизни, да и то не всякому. Любой опытный наставник всегда сможет рассказать о том, как святые отцы (Василий Великий, Иустин Философ, Григорий Богослов) относились к культуре, с каким трепетом они выбирали в ней созвучное христианству. Ведь невозможно прочитать Платона или Аристотеля и не воскликнуть вслед за древними отцами, что эти философы – христиане до Христа. А уж о том, насколько были образованы многие отцы, знает каждый. Духовная жизнь выражается не только в чтении акафистов, но и во всяком деле ради Бога и ради любимых. Написание и чтение стихов, философия, музыка, живопись – всё это сокровища. Поэтому среди святых есть святые поэты, философы, врачи, учёные, музыканты. А вот скучных людей, которые всюду видят только темноту и грех, среди святых не бывает!

Верующий во всем способен увидеть Христа. И в литературе, и в музыке, и в человеке. У святых отцов это умение развито глубоко. Они были настроены на Христа, а потому видели Его следы во всём, что их окружало, кроме греха. Да и грех они могли видеть своеобразно. Так, один мой знакомый удивительный священник однажды сказал, что Мария Египетская и в пороке искала Господа. Её душа хотела высоты, но по ошибке она принимала за высоту блудную страсть, поэтому даже не брала денег за свои действия. А ведь все вокруг видели в ней лишь развратницу.

В моей жизни был случай, когда я увидел фотографии одной девушки-модели на сцене и после, когда она думала, что её никто не видит. И тогда эта девушка, уставшая и одинокая, грустила и болела сердцем, а на сцене была вынуждена улыбаться. Где же она настоящая? Какую её примет Бог? Конечно, ту, которая так страдает...

Когда обычный человек смотрит на другого, он ищет повод для осуждения, грехи и проступки. Но когда благодатный подвижник смотрит на другого, он видит его глубже греха, всей любовью, всей жалостью, и потому замечает, как этот встречный неизъяснимо прекрасен. Те же, кто находится рядом со святым, кто читает его труды, тоже могут научиться этому. Их будет учить сама благодать, которая живёт в сердце и делах чтимого ими святого.

– Кто же такие святые отцы?

– Очень трудно объяснить человеку то, чего он в своём повседневном опыте никогда не видел. Ведь жизнь людей, как правило, распределяется между двумя поговорками.

Первая – американская, и она говорит об отчуждённом отношении человека к миру: «Моя жена со мной, сын Джо с его женой – вчетвером живём мы дружно, больше никого не нужно».

И вторая – польская – об отношении людей к бесценному времени жизни: «С понедельника по пятницу, с восьми до пяти – и так до самой смерти».

Так в целом живёт человечество. Святые же отцы – это те немногие люди, которым было мало такой жизни, и они захотели стать такими, какими всех задумал Бог. Солнцами для других. Теми, кто каждую секунду своей жизни живёт ненапрасно. В чём эта ненапрасность? Об этом пишет американская классическая поэтесса Эмили Дикинсон:

Если сердцу – хоть одному –
Не позволю разбиться –
Я не напрасно жила!
Если ношу на плечи приму –
Чтобы кто-нибудь мог распрямиться –
Боль – хоть одну – уйму –
Одной обмирающей птице
Верну частицу тепла –
Я не напрасно жила!

Святые отцы доверились Богу и пошли к Нему по тому пути, который Христос оставил в Своей Православной Церкви. И стали теми, кого Бог преобразил настолько, что они при жизни были похожи на сосуды, из которых Творец сиял всей земле Своей милостью и любовью.

Потому вокруг них и сама жизнь становилась красивой – чудом и сказкой на самом деле. И Бог ещё при их жизни по их молитвам хранил людей, города и даже страны.

Так, например, после Второй мировой войны немецкие лётчики, летавшие бомбить греческий остров Эгина, на котором некогда жил всемирно знаменитый святой Нектарий Эгинский, говорили, что когда они пролетали над островом, то никакого острова не видели. По картам под ними находился остров, а по факту был океан. То есть святой скрывал своей молитвой целый остров от бомбёжек.

А когда земная жизнь святых оканчивалась и Господь забирал их в рай, то и там они желали радовать и помогать всем, кто только просит их о помощи на земле…

– Что изучает патрология?

– Патрология – это наука, которая систематизирует духовный опыт святых отцов.

У святых была удивительная черта: на всякую проблему и трудность своего времени смотреть не с точки зрения сиюминутной пользы, а сквозь призму вечности, Неба. Потому их взгляд на всякую ситуацию был ангельским взглядом, когда познаваемое в полноте открывается познающему. Это способность видеть события и мир до сути. Потому их ответы были так глубоки и парадоксальны.

Святых интересовало, как сделать так, чтобы Бог стал содержанием их жизни и сердца. Мы изучаем творения отцов, чтобы стать причастниками к их образу жизни и мысли.

– В чем мудрость старческого совета?

– Мудрость старцев такова, что они видят ситуацию целиком, во всём её многообразии, и Бог подсказывает им наиболее верное решение для человека, чтоб его душа выросла в новую меру красоты.

Е. Поселянин: «Один мой приятель, исполняя желание родителей, служил, не имея никакого к тому расположения. Его томила должность, считавшаяся другими видною, приятною и хорошею. Ему было сделано предложение такой службы, которая, представляя во всех отношениях повышение, в то же время была ему по сердцу. Сперва о том были одни разговоры, потом потребовался решительный ответ. Я попросил у него позволения списаться за него с оптинским Старцем Амвросием. Совет Старца был – отказаться, и я уговорил приятеля написать отказ…

– Сейчас, сказал он (приятель) сумрачно, я сделал вещь, ну, по-человечески говоря, глупую, неразумную. Я не выношу этой службы. Она делает меня несчастным, отравляет мне жизнь. Мне представлялся прекрасный выход, и я должен отвернуться. Я это сделал. Но чтобы мне было от этого весело, нет.

Через несколько дней с полною неожиданностью ему было сделано другое предложение, которое будучи во всём выше первого было совершенно по его наклонностям, точно создано для него. И тогда Старец спешно советовал немедленно принять это предложение».

Экзюпери говорил, что человек медленно рождается на свет. Потому что наши души медленно созревают к добру. Старец своими советами и молитвой способствует этому росту. Он учит быть искренним перед Богом, быть похожим на Бога.

Однажды к святому Николаю Сербскому обратилась женщина, которой было очень одиноко в жизни. Она не знала, где ей найти друзей. И старец Николай посоветовал ей помогать нищим и вообще тем, кто нуждается в помощи.

Когда к некому священнику пришел человек, жаловавшийся на одиночество, священник ответил: «Вокруг тебя тысячи людей нуждаются в любви. Протяни им руку – и ты не будешь одинок».

Когда митрополита Антония Сурожского спрашивали юноши, как стать священником, тот говорил две вещи.

1. Становитесь, если вы можете сказать о Боге так, как до вас не говорил никто. Но всё сказанное будет именно пережитой вами истиной, а не фантазией.

2. Священство заключается в том, чтобы люди чувствовали, что ты живёшь для них.

Такие определения нельзя прочесть. Их можно только пережить на своём пути к Богу, и только потому, что ты их пережил, – открыть другим.

Если у нас и есть в этой жизни долг и обязанность, так это приносить радость тем, кто идёт по этой земле с нами. Старцы учат нас понимать эту истину глубоко.

Таким и должен быть христианин ревностный и бодрствующий, должен делать добро не однажды, не дважды или трижды, но во всю жизнь. Как тело наше не однажды насыщается для поддержания себя на всю жизнь, но имеет нужду в ежедневном питании, так и здесь, в благочестии, мы ежедневно имеем нужду в помощи от добрых дел.

Иоанн Златоуст

Кто спасет меня в пришествие Судии, судящего по истине? Не принуждал Он меня насильно работать в винограднике Его; добровольно оставался я в нем целый день, чтобы получить награду; но за леность свою лишен оной.
Итак собственными моими словами будет Он судить меня, потому что сам я провозгласил и наименовал себя делателем Его.

Ефрем Сирин

Шествуй по всем возрастам и силам Христовым. Как Христов ученик, очистись, освободись от лежащего на тебе с рождения покрова <ветхого человека>... Претерпи, если нужно, побиение камнями; хорошо знаю, что укроешься посреди них, как Бог, потому что слово не побивается камнями. Приведен ли будешь к Ироду, не отвечай ему. Твое молчание более достойно, чем длинные речи других. Будут ли тебя сечь бичами, ожидай и прочего, вкуси желчь за первое вкушение запретного плода, испей уксус, ищи заплеваний, прими ударение в ланиту и заушения. Увенчайся тернием – суровостью жизни по Богу; облекись в багряную ризу, прими трость; пусть преклоняются, издеваясь над тобою, оскорбляющие истину. Наконец, охотно распнись, умри и прими погребение со Христом, чтобы с Ним и воскреснуть, и прославиться, и воцариться, видя Бога во всем Его величии и Им зримый.

Григорий Богослов

Великая нужна сила для того, чтобы носить имя Христово. Тот, кто говорит, или делает, или в мысли имеет что-нибудь недостойное, не носит Его имени и не имеет в себе Христа. Между тем тот, кто носит <это имя>, торжественно шествует не через торжище, а через небеса; <при виде его> всех объемлет трепет, Ангелы сопутствуют и удивляются ему.

Иоанн Златоуст

Христианские обычаи и законы одним только христианам и свойственны, так что никому другому, кто только захотел бы подражать нам, невозможно перенять их, и это оттого, что они утвердились не человеческими соображениями, но силою Божиею и долговременным постоянством.

Григорий Богослов

Как в Ветхом Завете никому не позволено было священнодействовать, кроме одних иереев, но во время Пасхи все некоторым образом удостаивались сана священства <ибо каждый закапал агнца>, так и в Новом и непреемственном Завете, хотя священнодействие Бескровной Жертвы имеют по преимуществу те, кому дозволено приносить сию Жертву, но и каждый поставляется иереем собственного своего тела не для того, чтобы нерукоположенный присвоил себе право начальства над подчиненными, но для того, чтобы, подчинив своей власти порок, уготовал он тело свое в храм, или святилище непорочности.

Исидор Пелусиот

Кто не предаст себя всецело на крест в смиренном мудровании и самоунижении, и не подвергнет себя перед всеми на попрание, унижение, презрение, онеправдование, осмеяние и поругание, чтобы переносить все это с радостью Господа ради, не ища ничего человеческого, ни славы, ни чести, ни похвалы, ни сладкого ястия и пития, ни <красных> одеяний, тот истинным христианином быть не может.

Марк Подвижник

Верующий должен быть виден не только по дару, но и по новой жизни. Верующий должен быть светильником для мира и солью. А если ты самому себе не светишь, не предотвращаешь собственной гнилости, то почему нам узнать тебя?.. Верующий должен блистать не тем одним, что получил от Бога, но и тем, что ему собственно принадлежит; надобно, чтобы он по всему был виден - и по поступи, и по взору, и по виду, и по голосу. Говорю об этом для того, чтобы нам наблюдать благоприличие не для показа, а для пользы тех, кто смотрит на нас.

Иоанн Златоуст

Бог послал нас свидетельствовать о Нем. Будем же свидетельствовать и убеждать думающих так, <что Он не есть Бог>; если не станем свидетельствовать, то сами будем виновными в их заблуждении. Если же на судилище, где исследуются дела житейские, не принимается свидетель, исполненный многочисленных злодеяний, то тем более здесь, где идет дело о предметах настолько высоких. Мы говорим, что мы слышали Христа и веруем Его обетованиям; а они <неверные> скажут: покажите это делами; жизнь ваша, напротив, свидетельствует, что вы не веруете.

Иоанн Златоуст

Христиане суть жилища Божии, как о том свидетельствует Святое Писание. «Кто любит Меня, тот соблюдет слово Мое; и Отец Мой возлюбит его, и Мы придем к нему, и обитель у него сотворим»,– говорит Христос (Ин. 14, 23). И апостол: «Разве не знаете, что вы храм Божий, и Дух Божий живет в вас?» (1 Кор. 3, 16). И еще: «Не знаете ли, что тела ваши суть храм живущего в вас Святаго Духа, Которого имеете вы от Бога, и вы не свои?» (1 Кор. б, 19). И еще: «Вы храм Бога живаго, как сказал Бог: вселюсь в них и буду ходить в них: и буду их Богом, и они будут Моим народом» (2 Кор. 6, 16). И в прочих местах об этом свидетельствуется. О, как велико это преимущество христиан, что они – жилища Пресвятой Троицы и храм Бога живого!.. Это не что иное, как Царствие Божие иметь в себе (Лк. 17, 27). Блаженно и благословенно сердце, которое сподобилось стяжать это небесное сокровище!

Тихон Задонский

Жизнь есть сила действовать. Жизнь духовная есть сила действовать духовно, или по воле Божией. Такая сила потеряна человеком и пока снова не дастся ему, он не может жить духовно, сколько бы ни полагал намерения. Вот почему излияние благодатной силы в душу верующего существенно необходимо для жизни истинно христианской. Истинно христианская жизнь есть жизнь благодатная. Возводится человек до святой решимости, но, чтобы он мог и действовать по ней, необходимо, чтобы с его духом сочеталась благодать. При этом сочетании нравственная сила, знаменуемая только первым воодушевлением, запечатлевается в духе и остается при нем навсегда. В этом-то восстановлении нравственной силы духа и состоит действие возрождения, совершаемого в Крещении, где ниспосылается человеку как оправдание, так и сила действовать «по Богу», в праведности и святости истины» (Еф. 4, 24).

Феофан Затворник

Бог есть свет и сообщает от светлости Своей тем, с кем соединяется, по мере очищения их. И тогда погасшая лампада души, то есть омраченный ум, познает, что зажглась и засветилась, потому что объял ее Божественный огонь. О чудо! Человек соединяется с Богом духовно и телесно, потому что душа его при этом не отделяется от ума, ни тело от души. Так как Бог вступает в единение со всем человеком, то есть с его душою и телом, то и он соделывается тройственным, как бы триипостасным по благодати,– из тела, души и Божественного Духа, от Которого принял благодать. Тогда исполняется сказанное царем и пророком Давидом: «Я сказал: вы – боги, и сыны Всевышнего» (Пс. 81, 6). Сыны Всевышнего по образу, то есть сыны Всевышнего и по подобию, так как сподобились быть порождениями божескими от Божественного Духа.К таковым сказал и всегда говорит Христос: «Пребудьте во Мне» и принесете много плода (Ин. 15, 4), многим плодом называя множество людей, обретающих через них спасение. И еще говорит: ветвь, если не будет на лозе, засохнет и будет ввержена в огонь. «Пребудьте во Мне, и Я в вас» (Ин. 15, 4). А что Христос пребывает в нас и мы в Нем, этому сам Он учит, когда говорит: «Как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино» (Ин. 17, 21). И, желая полнее представить это, снова берет слово и говорит: «Я в них, и Ты во Мне; да будут совершены воедино» (Ин. 17, 23). Для большего же еще убеждения слушавших говорит и это: «И славу, которую Ты дал Мне, Я дал им: да будут едино, как Мы едино... и да познает мир, что Ты... возлюбил их, как возлюбил Меня» (Ин. 17, 22, 23). Очевидно теперь, что как Отец по естеству пребывает в Сыне и Сын в Отце, так и те, которые, уверовав, родились снова от Духа Святого и сделались братьями Христу и Богу по дару Его и сынами Божиими, пребывают в Боге и Бог в них, по благодати. Которые же не сделались таковыми и всецело не изменились деянием, разумом и созерцанием – такие как не стыдятся говорить, что они христиане? Как дерзают они отверзать уста свои и без стыда возвещать сокровенные тайны Божии? Как не стыдятся они ставить себя в число истинных христиан и духоносных мужей, не имея в себе ничего духовного и не только радения, но и помышления о том не имея? Как некоторые из таких не трепещут вступать на степень диаконства и иерейства и священнодействовать Пречистое Тело и Кровь Господа? Поистине недоумеваю. Конечно, слепота ума и сопутствующее ей нечувствие, и неведение, и рождающееся от них самомнение делают то, что такие попирают, как прах, истинное золото и многоценный камень – Господа нашего Иисуса Христа. Но горе им за эту их страшную дерзость, по которой осмеливаются они восходить на такие степени, с такой великой безбоязненностью пред Богом и небрежением о божественных вещах, как будто малых и ничтожных, и это только для того, чтобы казаться выше других. И кто после этого будет называть их христианами?

Симеон Новый Богослов

«И все, видя то, начали роптать, и говорили, что Он зашел к грешному человеку; Закхей же, став, сказал Господу: Господи! половину имения моего я отдам нищим, и, если кого чем обидел, воздам вчетверо» (Лк. 19, 7–8). Обрати внимание на чудо: еще не учился – и повинуется, еще не слышал наставления – и исполняет, ибо Спаситель еще ничего не заповедал о милостыне и о любви к бедным, но просвещал молча. Как солнце, вливаясь лучами в дом, вносит свет, так Спаситель лучами правды прогнал тьму нечестия. «Свет во тьме светит» (Ин. 1,5). Потому-то Закхей, стоя при дверях, сказал: «половину имения моего я отдам нищим». Прекрасные слова! Они побеждают природу, или лучше, навык, который есть другая природа. Заметь здесь, что богатство Закхея собрано не от одной неправды, а и от имений наследственных. Ибо если бы оно было от одной неправды, то как мог бы он возвратить вчетверо?

Иоанн Златоуст

Следовать же Христу означает жить по Евангелию Его, проявляя всякую добродетель и благочестие; желающий же следовать Ему должен отвергнуть себя и взять крест свой и уже более не щадить себя, если призовет время, но быть готовым и на позорную смерть ради добродетели и истины Божественных догматов.

Григорий Палама

Автор притч сказал: «Доброе имя лучше большого богатства, и добрая слава лучше серебра и золота» (Притч. 22,1). Так и Христос повелел: «Да светит свет ваш пред людьми» (Мф. 5, 16) – не для того, чтобы мы действовали из честолюбия <да не будет этого! Христос искореняет его, повелевая и молитву и милостыни творить не всенародно, и утаивать от одной руки, что сделано другою>, но для того, чтобы мы никому не давали справедливого повода к соблазну. В таком случае и против воли нашей свет дел озарит видящих и обратит к славословию Божию. Ибо что это подразумевает Христос, видно из того, что не сказано: «чтобы вы прославились», но: «чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца.вашего Небесного» (Мф. 5, 16).

Исидор Пелусиот

По сим чертам познается старающийся быть подражателем Богу, в благотворении пребывает он для всех равен, и для друзей, и для расположенных неприязненно, терпит ли зло, воздает за зло добром и обижающих пристыжает не только тем, что великодушно переносит дерзости, но и тем, что всякое добро, какое только может, оказывает им от полноты сердца.

Нил Синайский

Пребывать в мире с Богом нельзя без непрерывного покаяния. Условие к миру с Богом апостол Иоанн ставит такое: «если сердце наше не осуждает нас» (1 Ин. 3, 21). Если нет ничего на совести, можно иметь дерзновение и доступ к Богу в чувстве мира, а если есть, то мир нарушается. Бывает что-нибудь на совести от сознания греха. Но, по тому же апостолу, мы никогда не бываем без греха, и это так решительно, что тот уже лжец, кто иначе думает и чувствует (1 Ин. 1, 8). Следовательно, нет минуты, когда бы кто не имел чего-нибудь на совести – вольного или – невольного, а потому нет минуты, когда бы не возмущался его мир с Богом. Отсюда следует, что совершенно необходимо очищать свою совесть, чтобы быть в мире с Богом. Очищается же совесть покаянием; следовательно, непрерывно должно каяться. Ибо покаяние смывает всякую скверну с души и делает ее чистою (1 Ин. 1, 9). Покаяние это состоит не в словах только: прости. Господи; помилуй. Господи,– но при нем неизбежны все действия, обусловливающие отпущение грехов, то есть: сознание определенной нечистоты помысла, взгляда, слова, соблазна или другого чего-нибудь, сознание своей виновности в том и безответственности без самооправдания, молитва об оставлении ради Господа до умирения духа. Что касается до великих грехов, то их тотчас должно Исповедать духовному отцу и принять разрешение, ибо в тех не успокоишь духа одним повседневным покаянием. Таким образом, обязанность непрерывного покаяния есть то же, что обязанность содержать совесть в чистоте и безукоризненности.

Откуда мы знаем о смирении? Сам Иисус Христос призывает нас поучиться у него этой добродетели. А перед этим мы наблюдали за жизнью Пресвятой Владычицы, которая на собственном примере показала, что есть смирение. В понимании святых отцов, церковных писателей, смирение - это Божественная тайна, постигаемая духовным опытом. По их мысли добродетель смирения является неизреченной Божественной благодатью, которую невозможно описать человеческим языком, а возможно познать лишь на собственном опыте. При этом святые отцы выделяли существенные особенности добродетели, которые могут хоть как-то охарактеризовать ее. Вот об этих особенностях и стоит поговорить .
Содержание:

Смирение в земной жизни Господа Иисуса Христа

Религиозно-нравственном основании добродетели смирения находит свое бытийное положение в личности Господа Иисуса Христа. Свт. Игнатий Брянчанинов пишет: «Смирение есть учение Христово, есть свойство Христово, есть действие Христово» . Господь призывает всех своих верных последователей научиться истинному смирению и кротости у Него. Говоря о смирении как важной нравственной составляющей в жизни человека, Спаситель учит, что смирение дарит человеку покой, умиротворенность и внутреннюю гармонию: Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим (εἰμι καὶ ταπεινὸς τῇ καρδίᾳ καὶ εὑρήσετε ἀνάπαυσιν ταῖς ψυχαῖς ὑμῶν ) (Мф. 11:29).

Говоря о Господе Иисусе Христе, апостол Павел указывает на смирение как на важную составляющую Его Богочеловеческой Личности. Более того, апостол указывает на существенные моменты Его жизни, которые трактуются апостолом подлинным смирением. Он, будучи образом Божиим, не почитал хищением быть равным Богу; но уничижил Себя Самого, приняв образ раба, сделавшись подобным человекам и по виду став как человек; смирил (греч.: ἐταπείνωσεν, слав.: смирил, лат.: humiliavit ) Себя, быв послушным даже до смерти, и смерти крестной. Посему и Бог превознес Его и дал Ему имя выше всякого имени, дабы пред именем Иисуса преклонилось всякое колено небесных, земных и преисподних, и всякий язык исповедал, что Господь Иисус Христос в славу Бога Отца (Флп. 2:6-11).

Данный новозаветный отрывок более полно отражает христианское учение о смирении. Господь абсолютно добровольно пошел на страдания ради спасения человека, «в этом и была предположенная фактическая цель…Христова уничижения, чтобы все и все добровольно подчинились спасительному величию Христову» . Как отмечает профессор Н. Н. Глубоковский: «Κένωσις наступил вместе с восприятием зрака рабьего и продолжалось дальше в разных видах земного служения Христова, которое - сравнительно с эссенциальным богоравенством - все, с начала до конца, и во всех формах было Сыновним самоуничижением» .

По мысли святых отцов вся жизнь Господа Иисуса Христа являет один большой пример смирения. Как пишет свт. Василий Великий, весь жизненный путь Христа от рождения до смерти научает смиренномудрию: «Так прошел Он всю человеческую жизнь от рождения до конца и после такого смиренномудрия являет, наконец, славу, прославляя с Собою тех, которые с ним обезславлены» .

Во всей жизни Господа Иисуса Христа нет ни дела, ни поступков, в которых бы обнаружилась злоба, раздражительность, ненависть.

Действительно, Господь не родился в царских палатах, окруженный роскошью и богатством, местом рождения были избраны ясли. Господь на протяжение все своей проповеди был равнодушен к человеческой славе, не искал похвалы, уходил тайно молиться в горы. Сам всем служил и угождал. Ибо Сын Человеческий не для того пришел, чтобы Ему служили, но чтобы послужить и отдать душу Свою для искупления многих (Мк. 10:45).Господь умыл ноги своим ученикам, сносил безропотно оскорбления, муки и страдания на Кресте от злобных иудеев. Во всей жизни Господа Иисуса Христа нет ни дела, ни поступков, в которых бы обнаружилась злоба, раздражительность, ненависть.

«Воспитывая в учениках эту добродетель, Господь наставляет их остерегаться закваски фарисейской, которая есть лицемерие» (Лк. 12:1), указывает как на пример для подражания на кроткого и доверчивого ребенка (Мф. 18:2; Мк. 9:36-37; Лк. 9:47-48), являет пример Собственного смирения, умыв ноги ученикам на пасхальной трапезе (Ин. 13:14-15). Смирение есть основание любви» .

Смирение Божией Матери

Великий нравственно-поучительный пример смирения являет Божия Матерь. Смирение возвело Ее выше Ангелов и человеков, сделав Ее Матерью Самого Бога. И сказала Мария: величит душа Моя Господа, и возрадовался дух Мой о Боге, Спасителе Моем, что призрел Он на смирение (ταπείνωσις ) Рабы Своей, ибо отныне будут ублажать Меня все роды (Лк. 1:46-48).

Исследователь священник Павел Лизгунов, указывая на филологическую особенность произнесенных слов Богородицы, говорит, что оригиналом слова ταπείνωσις могло быть арамейское слово, восходящее к древнееврейскому oni (бедствие, нищета, смирение) или anawa (смирение, кротость) .

Священное Предание указывает на особенный случай, подчеркивающий глубину смирения Божией Матери, сочетающуюся с самоотверженной любовью к Богу и людям. «Некогда, в книге пророка Исайи Она прочитала предречение о Христе и Его Матери… и вера озарила, и любовь воспламенила душу Ея. Но по смирению… не удостаивая Себя молиться о непосредственном приближении к Самому Еммануилу, Богочеловеку, Она ограничилась молитвою о том, чтобы Ей даровано было увидеть Матерь Его, и к Ней приблизиться, и то не более как в качестве рабыни. Так, смирением сердца уготовала Она в Себе путь кроткому и смиренному сердцем Иисусу» .

Смирение будущей Богоматери подвигало Ее к глубокой умно-сердечной молитве Богу. Пребывая в Святая Святых Ветхозаветного Храма, Пресвятая Дева Богородица глубоким страданием смиренного сердца за весь род человеческий взошла на крайнюю высоту Боговидения, моля Творца, чтобы Сам Он истребил из среды клятву, остановил огнь гордости и ее порождения ― греха, «растлевающий пажить душ» человеческих.

Смирение Божией Матери обнаруживается во всех эпизодах ее жизни. Смирение при обетовании, рождении, поисках в Иерусалиме двенадцатилетнего отрока, в пророчестве Симеона о том, что ее сердце пройдет оружие, в смиренном следовании за Христом и служением Ему, в безмолвном предстоянии у Креста и мн.др.

На приветствие Архангела Гавриила, возвещающего исполнение великой тайны, Пресвятая Богородица «из самоуничижения, в котором обыкла покоиться» , «не спешит отвечать», ибо это высокое приветствие «безвестную Деву поставляет превыше всех жён в мире» , а Она стремится постоянно в глубину смирения. И когда Архангел предрекает Ей таинственное «зачатие во чреве, рождение Сына, Его спасительное Имя, Его достоинство Божественное… царство бесконечное», и «сколько ещё предметов для испытания и разглагольствования!», то «Благодатная не смеет испытывать тайн благодати» .

В своей земной жизни Пресвятая Богородица избегала славы, заключая славу в Своем сердце и удерживая от проявления. Она не открыла даже праведному Иосифу о явлении Архангела и о чуде Благовещения. «Ангел сам объявил Иосифу о чудесном зачатии Мариею от Духа Святаго (Мф. 1:18-25)» .

Пресвятая Богородица стала «не просто инструментом, который захотел представить Себя для Боговоплощения, но скорее Личностью, которая искала реализовать в своем собственном сознании значение факта Своего Богоматеринства… Она искала получить чрез Сына Божия то, что не было ещё общим у Неё с Ним: участие в Божественной природе» , а значит, и дар Богоподобной смиренной любви в той мере, в какой это было задумано Творцом еще при творении первого человека.

Понятие «смирение» в некоторых библейско-богословских словарях и энциклопедиях

Рассмотрение термина добродетели «смирения» в библейских словарях в целом основывается на тексте Священного Писания и изначально определяет, что смирение является крайней противоположностью гордости, состоящей в том, что человек невысоко думает о себе, как не имеющий ничего своего, а только даруемое Богом, и все доброе совершающий лишь помощью и благодатью Божией. Например, такое понимание смирения рассматривается в Библейском Словаре под редакцией Н. Н. Глубоковского . Подобным же образом организована словарная статья из Библейской энциклопедии архимандрита Никифора (Бажанова) , также определяющая смирение, как противоположность гордости и выделяющей смирение как особую добродетель, заповеданную всем верным последователям Христовым.

Библейская энциклопедия Брокгауза (первое издание, 1960) указывает, что «смирение ― это не пассивная покорность, но активные, смелые действия…Смирение состоит не в чрезмерном самоуничижении, а в последовательном осознании собственного ничтожества и своего положения по отношению к Богу… Смирение есть вид искренности, стояние в истине» .

В католической энциклопедии смирение (humility)в высшем и нравственном смысле заключается в том, что человек имеет скромную оценку своей собственной ценности и подчиняется другим. Согласно этому значению ни один человек не может унизить другого, но только самого себя, и это он может делать правильно только при помощи Божественной благодати . При этом, по мнению католической энциклопедия, смиренный человек рассматривает свои собственные недостатки, имеет скромное мнение о себе и охотно подчиняется Богу и другим людям ради Бога. При этом энциклопедия отводит добродетели смирения более скромную роль. В понимании авторов, смирение - это второстепенная добродетель, которая находит основание в главной и фундаментальной добродетели - терпения .

В патристическом греческом словаре Lampe G.W.H. дается следующее определение. Смирение (ταπεινοφροσύνη ) - фундаментальная христианская добродетель. При этом делается множество ссылок на цитаты святых отцов и отрывки из Священного Писания .

В кратком религиозно-философском словаре Л. И. Василенко смирение рассматривается как одна из высших добродетелей в христианской этике. «Нередко по ошибке смирение отождествляют с бездумным и безответным послушанием каким-то авторитетам не от Бога или тупой покорностью навязываемым жизнью обстоятельствам. Но в действительности смирение - жизнь в мире с Богом, свободное и мужественное согласие с его волей, ученичество у Христа и готовность брать на себя проблемы, которые из этого проистекают, - несение креста. Смирение, которому учит христианство, - по существу величайшее дерзание; с точки зрения мудрости века сего - непростительная дерзость, верх оптимистического безумия. Всерьез признавать себя малым и ничтожным перед Богом - значит всерьез поверить, что стоишь в неком реальном отношении к Богу» .

Словарь Библейского богословия, изданный в 1974 г. в Брюсселе, отождествляет понятия смирения и скромности. «Смирение в библейском понимании есть, прежде всего скромность, которая противопоставляется тщеславию. Скромный человек не имеет неразумных притязаний, не самоуверен. Смирение, противостоящее гордыни, находится на более глубоком уровне, это то чувство, которое испытывает грешная тварь пред лицом Всемогущего Трисвятаго» .

Особенный интерес представляет учение о добродетели смирения в иудейских традициях, примыкающих к библейским. В раввинистической иудейской традиции добродетели смирения отводится значимое место. Как правило, оно толкуется как уважение к другим людям, чувство собственной незначительности пред Богом, пред огромным сотворенным Им миром и т.п. Вершина смирения - в самоотверженном служении ближним .

Таким образом, обращение к словарным материалам позволяет говорить о том, что смирение в православном понимании осмысляется как христианская добродетель, являющаяся крайней противоположностью гордости и первенствующей добродетелью, которая дает основание для духовного роста. В католическом понимании, смирение - это служебная добродетель, находящая свое основание в добродетели терпения.

Понимание смирения и смиренномудрия: общее и различное у этих понятий

Многие исследователи проводили различие между понятиями смирение и смиренномудрие. Греческое слово (ταπεινοφροσύνη) , переведенное на русский язык как «смиренномудрие», в послании апостола Павла в третьей главе к Колоссянам раскрывает еще одно важное значение этого понятия. Термин смиренномудрия рассматривается здесь как «смирение ума (lowliness of mind ) », что отражает полное сущностное раскрытие этого термина Новозаветной этики не просто как внешнего поведения, а именно как состояния души.

Исследователь иерей Павел Лизгунов пишет, что «апостол Павел слово «смиренномудрие» употребляет шесть раз» . «Апостол говорит о себе, что он проповедовал, работая Господу со всяким смиренномудрием (μετά πάσης ταπεινοφροσύνης ) и многими слезами, среди искушений (Деян. 20:19), умоляет своих учеников поступать достойно звания христианина, со всяким смиренномудрием и кротостью (μετά πάσης ταπεινοφροσύνης καί πράύτητος ) и долготерпением, снисходя друг ко другу любовью (ανεχόμενοι αλληλων εν αγάπη ) (Εф. 4:2), по смиренномудрию почитая один другого высшим себя (Филип. 2:3), заповедует приобретать добродетели милосердия, благости, смиренномудрия, кротости и долготерпения»(Кол. 3:12) .

Термин смиренномудрия раскрывается как акт добровольной деятельности человека, направленный на поиск смирения.

Исследователь С. М. Зарин пишет: «В то время, как ταπείνωσις ... употребляется для обозначения внешнего положения, в котором кто-либо находится и, следовательно, оттеняет, прежде всего, и преимущественно момент пассивный,ταπεινοφροσύνη дает мысль о«смирении» как об акте и проявлении жизни сознательно-свободной. Уже филологический смысл термина содержит указание на то, что им выражается собственно смиренный образ мыслей человека и предполагается непременно - момент сознательно-свободного участия в обозначаемом им настроении» . Таким образом, термин смиренномудрия раскрывается как акт добровольной деятельности человека, направленный на поиск смирения.

Профессор Н. Е. Пестов называет смиренномудрие начальной стадией смирения. Он считает, что смиренномудрие выражает состояние поиска смирения, а не является даром Божиим .

Интересное и отличное от вышеназванных исследователей определение дает протоиерей Вячеслав Свешников. Он считает, что «смиренномудрие - это такой строй сознания, очень чистого и нравственно безукоризненного, на основе которого вырабатывается смирение и который сам является результатом смирения. Смиренномудрие - это смирение гордого ума» .

Рассмотрев разные случаи употребления слова смиренномудрие можно заключить, что смысловая составляющая не значительно отличается от ветхого и нового значения термина смирения. В последующей христианской традиции разделение между этими терминами делалось, но не всегда была уловима мысль того или иного заключения. Так, например, свт. Иоанн Златоуст пишет: «Что же такое смиренномудрие? Смиренно думать о себе» (Τί ονν εστι ταπεινοφροσύνη ; Το ταπεινά φρονε " ιν ) . И далее: «Α смиренно думает не тот, кто по необходимости уничижен, но кто сам себя уничижает (ταπεινάδεφρονεΐ , ούχ о από άνάγκηςών ταπεινός , άλλ " о εαυτόν ταπεινών ). Когда кто-нибудь, имея возможность думать о себе высоко, думает смиренно, то он смиренномудр. Если же, кто не имел такой возможности, думает смиренно, тот еще не смиренномудр (Όταν τις υψηλά δννάμενος φρονήσαι ταπεινοφρονη , οντος ταπεινόφρων έστίν · όταν δε παρά το μή δύνασθαι ταπεινοφρονη , ονκέτι ταπεινόφρων έστίν ) » .В данном определении, наблюдается полная синонимичность.

Определение смирения в творениях святых отцов и церковных писателей. Свойства смирения: «Смиренномудрие есть не имеющая имени благодать в душе»

Вопрос понимания смирения в святоотеческой мысли рассматривался разносторонне. Можно сказать, что на этот вопрос святые отцы не дали единого и точного определения, но, благодаря опытному познанию смирения, древними святыми авторами были отмечены существенные особенности и свойства этой добродетели. О непостижимости смирения пишет прп. Иоанн Лествичник: «Смиренномудрие есть не имеющая имени благодать в душе, теми только именуемая, которые изведали ее опытом. Это - неизреченное богатство, Божие именование и подаяние (Τ απεινοφροσύνη ἐστί ανώνυμος χάρις ψ υ χῆς , μόνοις ευώνυμος τοῖς τήν πειραν εἰλήφασιν, ἄφραστος πλούτος Θεό ονομασία , και χορηγία ) » .Толкуя эти слова преподобного Иоанна, митрополит Лимасольский Афанасий пишет:«Смирение столь богато и столь совершенно, что не может быть ограничено одним определением или именем…То есть смирение - это опыт того, кто им обладает; только он может его выразить. Оно - невыразимое богатство, оно - имя Бога» .

Из этих слов великого подвижника становится понятным, что смирению нельзя дать конкретное систематическое определение. И поэтому, как верно заключает игумен Синайской горы: «…мы не можем сказать, в чем собственно состоит сила и существо сего солнца (смиренномудрия), однако по его свойствам и действиям можем постигать его существо» . Добродетель смирения, по учению прп. Иоанна Лествичника , принадлежит к числу сверхъестественных добродетелей, учителем которых является Сам Бог.

Современные подвижники благочестия и святые отцы пытались осмыслить смирение через весь накопленный богатый опыт Церкви. Если обратится к наследию Глинских и Оптинских старцев, то можно заметить, по мысли некоторых исследователей, что тема смирения рассматривалась исключительно с позиции святоотеческого осмысления. Поэтому их рассуждения о смирении строились на базе тех знаний, которые были описаны с позиции практического опыта.

Исследователь А. Гуров в работе «Учение Оптинских и Глинских старцев о смирении» пишет о том, что тема смирения не раскрывалась исключительно по новому, Оптинские и Глинские старцы «рассуждали и мыслили в одном направлении с преподобным Исааком, преподобным Иоанном Лествичником и преподобным аввой Дорофеем. О чём свидетельствует многократное и точное цитирование старцами этих святых отцов» .

Несомненно, в их творениях теме смирения отводится первое место в деле духовного возрастания. Прп. Илиодор (Голованицкий) писал, что «самое главное для спасения - смирение» . Если «есть смирение - всё есть, а нет смирения - ничего нет», - говорил преподобный Варсонофий Оптинский, считающий, что «без смирения добродетель ничто» .

При этом в творениях святых отцов также не дается четкого определения смирению. Схиигумен Савва (Остапенко) в ответ вопрошающему человеку о том, что есть смирение, отвечал, что на этот вопрос святые отцы не дали «единого и точного определения» . Далее автор приводит ряд цитат, которые уже приводились выше с их греческим оригиналом. Сам схиигумен уверен, что «смирению нельзя дать твердого, конкретного определения, потому что оно Божие именование» .

Смирение - открывает человеку видение истины, ибо омраченный эгоизмом ум не способен воспринимать объективную реальность в соответствии со здравым смыслом.

Интересную мысль подчеркивают схиархимандрит Иоанн (Маслов) и прп. Порфирий Кавсокаливит. Главный тезис сводится к идее, что смирение - открывает человеку видение истины. Ибо омраченный эгоизмом ум не способен воспринимать объективную реальность в соответствии со здравым смыслом. И только смиренное сердце способно увидеть истину.

Прп. Паисий Святогорец видел в смирении умаление во всем - в словах, делах, поступках. По мысли святого отца, именно упражнение в этом делании и безропотное перенесение искушений приводит человека в состояние смирения, смиренный человек считает себя ниже всякой твари .

Смирение как собственное самоуничижение

Святые отцы указывали на важную особенность смирения. В их понимании смирение заключается в собственном самоуничижении. Так, святой Варсонофий Великий говорит, что смирение в отношении к окружающим состоит в том, «чтобы ни в каком случае не почитать себя за нечто, во всем отсекать свою волю, повиноваться всем и без смущения переносить то, что постигает нас отвне, считая себя по своим грехам достойным всякого уничижения и скорби » .

Святой прп. Исаак Сирин говорит, что совершенство смирения в том, чтобы с радостью сносить ложные обвинения. При этом святой отец не говорит об аскетическом упражнении в добровольном самоуничижении, а соотносит свое слово с людьми, преуспевшими в этой добродетели .

Прп. Макарий Великий рассматривал смирение в контексте личностных отношений с окружающими, в его понимании смиренный - это тот, кто всех считает превосходнейшим себя и смиренным он называет того, «кто ниже всех» . «Смиренномудрие состоит в том, когда мы уступаем тем, кто, по-видимому ниже нас, и оказываем предпочтение тем, кто считается хуже нас» , ― говорит свт. Иоанн Златоуст. Св. прав. Авва Исаия будучи спрошенным о том, что есть смирение, ответил: «…смирение есть то, чтобы представлять себя грешнее всех людей и уничижать самого себя, как не делающего ничего доброго пред Богом» .

При этом, как утверждает профессор С. М. Зарин, состояние смирения отражает «не пассивное состояние, ослабляющее и принижающее самосознание человека, а напротив, оно связано с всецелым напряжением всех сил человека с целью бесконечного приближения к идеалу религиозно-нравственного совершенства» .

Смирение как мирное состояние души

Рассматривая, смирение как понятие православно-христианского мировоззрения, некоторые русские святые отцы выводили определение понятия из русского языка, акцентируя внимание на корне самого слова. Сама идея заключается в том, что смирение в таком ключе рассматривается как состояние «мира» и «примиренности». Так, свт. Игнатий (Брянчанинов), ссылаясь на эту языковую интерпретацию, дает такое пояснение смирения: «Добродетель - смирение - получила свое наименование от рождаемого ею внутреннего сердечного мира» .

Нечто похожее мы встречаем в размышлениях известного богослова и проповедника митрополита Антония Сурожского: «Смирение, если говорить о русском слове, начинается с момента, когда мы вступаем в состояние внутреннего мира: мира с Богом, мира с совестью и мира с теми людьми, чей суд отображает Божий суд; это примиренность. Одновременно, это примиренность со всеми обстоятельствами жизни, состояние человека, который все, что ни случается, принимает от руки Божией» .

Таким образом, русская языковая картина слова «смирение» позволяет рассматривать это слово как понимание «мира», «примиренности» с Богом и людьми.

Смиренный человек не видит своих добродетелей

Святитель Игнатий Брянчанинов указывает на важную особенность, которая характеризует добродетель смирения. Он пишет: «Смирение не видит себя смиренным. Напротив того, оно видит в себе множество гордости. Оно заботится о том, чтоб отыскать все ее ветви; отыскивая их, усматривает, что и еще надо искать очень много» .

По мысли святых отцов, человек приобретший смирение и «приблизившийся» к Богу, все более видит себя несовершенным. Прп. Макарий Великий описывает такого человека следующим образом: «…чем более стараются они преуспевать и приобретать, тем паче признают себя нищими, как во всем скудных и ничего не приобретших… и такой помысл насажден в нем, как естественный; и чем глубже входит он в познание Бога, тем больше почитает себя невеждою; чем более учится, тем паче признает себя ничего не знающим. Сие же споспешествующая благодать производит в душе, как нечто естественное» . Об этом писали многие святые отцы: прп. Иоанн Лествичник , прп. Макарий Оптинский , свт. Тихон Задонский и др.

Святые отцы пишут о том, что, чем ближе приближается человек к Богу, тем больше замечает свое недостоинство, подобно тому, как кто-то приближается к солнцу, отчетливее видит пятнышки на своем теле и недостатки.

Можно заключить, что подлинное смирение обретается в переживании глубокой порочности и недостаточности всего «своего» и в поиске исправления и восполнения «своего» в Божественной непорочности и полноте. Ценность этого переживания в его истоках - в подлинной обращенности к Богу.

Смирение рождается из сравнения своей немощи с величием и святостью Божиими

Святые отцы пишут о том, что, чем ближе приближается человек к Богу, тем больше замечает свое недостоинство. Подобно тому, как кто-то приближается к солнцу, отчетливее видит пятнышки на своем теле и недостатки. Усматривая совершенство Божие, человек из сравнения видят себя грешным, несовершенным, видит свои слабости, пороки, нечистоту и от этого приходит во смирение.

Интересную мысль о смирении высказал митрополит Антоний Сурожский. Он говорит о том, что ошибкой является представление о смирении, которое формируется в человеке насильно, через унижения, оскорбления и пр. Для пастырской деятельности важно такое понимание. Автор пытается доказать, что истинное смирение рождается от видения Божией святости. Здесь митрополит Антоний отказывается от той модели смирения, которая воспринималась в Ветхом Завете, т.е. смирение как унижение. Автор говорит о том, что «одной из ошибок проповедников и учебников ложноаскетической установки в том, чтобы внушать человеку смирение, затоптав его хорошенько в грязь… никому из нас не прибавляется смирения от того, что мы затоптаны. Смирение появляется тогда, когда мы действительно поражаемся несоизмеримостью между собой и чем-то, на что мы только можем смотреть в молчании и изумлении. И у святых смирение рождается от видения Божия, а вовсе не от бесконечного глядения на себя» .

Прекрасный пример смирения, рождающегося от видения Бога, иллюстративно описывает прп. Авва Дорофей: «Помню, однажды мы имели разговор о смирении, и один из знатных (граждан) города Газы, слыша наши слова, что чем более кто приближается к Богу, тем более видит себя грешным, удивлялся и говорил: “Как это может быть?”. И, не понимая, хотел узнать, что значат эти слова. Я сказал ему: “Именитый господин, скажи мне, за кого ты считаешь себя в своем городе?” Он отвечал: “Почитаю себя за великого и первого в городе”. Говорю ему: “Если же ты пойдешь в Кесарию, за кого будешь считать себя там”? Он отвечал “За последнего из тамошних вельмож”. “Если же, говорю ему опять, ты отправишься в Антиохию, за кого ты будешь там себя считать?” “Там, отвечал он, буду считать себя за одного из простолюдинов”. “Если же, ― говорю, ― пойдешь в Константинополь и приблизишься к царю, там за кого ты станешь считать себя?” И он отвечал: “Почти за нищего”. Тогда я сказал ему: “Вот так и святые, чем более приближаются к Богу, тем более видят себя грешными”» .

Смирение не является проявлением слабости

Епископ Александр (Милеант) в труде «Нищета, которая обогощает. О добродетели смирения», дает следующее определение: «Смирение - это фундаментальная добродетель, без которой невозможно преуспеть ни в чем добром» . При этом автор показывает ошибочность светского мировоззрения, которое соотносит смирение с проявлением слабости и «воспитанием в человеке психологии рабского угодничества» . Эту же мысль подчеркивает архиепископ Иаков (Маскаев): «Смиренность духа человеческого есть не слабость, а необычайная сила человека» . Об этом же говорит архиепископ Иоанн Шаховской: «Смиренность духа человеческого есть не слабость, а необычайная сила человека. Сущность гордости - замкнуться для Бога, сущность смирения - дать Богу жить в себе» .

Преподобная Арсения Усть-Медведицкая (Себрякова) пишет, что «смирение есть сила, объемлющая сердце, отчуждающая его от всякого земного, дающая ему понятие о том ощущении вечной жизни, которое не может взойти на сердце плотского человека» .

Рассмотрев святоотеческие описания свойств добродетели смирения, можно сделать промежуточный итог. Истинное смирение - есть Божественная тайна, непостижимая человеческим разумом, но постигаемая духовным опытом, смирению свойственна низкая оценка о себе, о своих добродетелях, приписывание всякого доброго в себе Богу и поставление себя ниже себе подобных. В трудах святых отцов, современных подвижников благочестия понятие смирение рассматривается обширно и неконкретно. Как и их предшественники, наши современники не дерзают дать точного определения добродетели смирения, наоборот указывают на ее особенности и плоды проявления.

иерей Владимир Толстой

Ключевые слова: смирение, Иисус Христос, Божия Матерь, добродетель, терпение, определение, словари, состояние души, смиренномудрие, святые отцы

Арсения (Себрякова), игум. Чистое сердце. ― М.: Благовещение, 2010. ― С. 67